Разделы


Материалы » Тема ГУЛАГа в русской литературе и литература 50-90-х годов » Тема Гулага в русской литературе

Тема Гулага в русской литературе
Страница 3

Один только рассказ оставляет по-настоящему светлое впечатление — «Последний бой майора Пугачева». Если первые партии заключенных, привезенные в 30-е гг., как пишет Шаламов, «выучились не заступаться друг за друга, не поддерживать друг друга» и «их души подверглись полному растлению», то узники 40-х — репатриированные из Франции, Германии, советские офицеры и солдаты, поняв, что их привезли на смерть, устроили заговор, расстреляли конвоиров, убежали из лагеря. Окруженные, они были уничтожены, пробыв несколько дней на свободе, в тайге. Почему светлое впечатление? Да потому, что и Пугачев, и Солдатов, и Игнатович, и Левицкий предпочли медленному умиранию гибель в бою, отстаивая честь офицеров и товарищескую верность. Их не коснулся духовный геноцид. Он страшен, спущенный сверху, охвативший все группы каторжан. Вот почему Шаламов говорил, что «в лагере нет виноватых»: « .И это не острота, не каламбур. Это юридическая природа лагерной жизни . тебя судят вчерашние (или будущие) заключенные, уже отбывшие срок. И ты сам, окончивший срок по любой статье, самим моментом освобождения приобретаешь юридическое и практическое право судить других».

«Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына

(род. 1914). Есть такие писатели, о которых можно было бы сказать: явление. Солженицын относится к их числу. Писатель, публицист, историк, гражданин, он, описав все этапы и механизм движения красного колеса русской истории, заглянул в глаза народного страдания и поставил вопрос: «Что с нами происходит?» Исключенный в 1969 г. из Союза писателей СССР, а в 1974-м насильно выдворенный на Запад, он вернулся в 90-е гг. в Россию великим русским писателем.

Если рассказы Шаламова о Колымских лагерях потрясают своей документальностью, то «Один день Ивана Денисовича» Солженицына привлекает художественным исследованием характера Ивана Шухова не через какое-то исключительное событие лагерной жизни (побег, поединок со следователем, смерть), а через описание одного дня от подъема до отбоя. У писателей были и разные задачи: у первого — показать ГУЛАГ как систему и форму геноцида, у второго — увидеть те внутренние, духовные стимулы и силы, которые позволили ему выжить в нечеловеческих условиях. Давайте вглядимся в тот мир вещей, что сложился вокруг Ивана Денисовича: «белая тряпочка», чтоб рот на морозе прикрывать, ботинки, валенки, вязанка, шапка, ложка, телогрейка, номер, письмо, мастерок, окурок, пайка хлеба. Это предметы его заботы, любви, страха. Что стоит за этим — мелочность и собирательство, как у Плюшкина? Нет, конечно. Предметы как бы организуют лагерную жизнь Ивана Денисовича, становятся его «семьей», дающей возможность выжить и вернуться к народному складу жизни — хозяйственной, кропотливой, осмысленной (Платон Каратаев у Толстого, будучи в плену у французов, тачает, шьет, суп варит, собачонку голубит). У Ивана Денисовича своя тактика, противоположная той, о которой ему когда-то поведал первый бригадир — Кузёмин: «Здесь, ребята, закон — тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать».

Может показаться, что Иван Шухов не такой интересный, самобытный литературный герой, как Чацкий, Печорин, Раскольников — герои масштабные, проверяющие свои идеи на прочность, ищущие и страдающие. Вот, например, как Шухов подытоживает свой день: «На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу . с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый». И что же? Все эти маленькие удачи считать счастьем? Уж не смеется ли над нами писатель, явно симпатизирующий герою? Нет, не смеется, а сострадает и уважает своего героя, живущего в согласии с самим собой и по-христиански принимающего невольное положение. Он знает секрет народного отношения к «суме» и «тюрьме». Он истинно национальный русский характер, ибо есть в нем и жизнестойкость, и знание мелочей жизни, сметка, ум, несуетность, рассудительность, скромность, непротивопоставление себя другим, нерастраченная доброта, основательность и любовь к труду. Отсутствие протеста в нем, прошедшем войну и пострадавшем невинно, — от глубокого понимания связанности своей судьбы с судьбой целого роя, народа. Он противостоит, безусловно, горячим головам в рассказе — кинорежиссеру Цезарю и кавторангу Буйновскому крепостью духа, мудростью и ответственностью перед семьей. Цезарь получает посылки из дома, а Шухов не хочет тянуть из дома посылки, жалеет жену и детей. Мечтает — когда вернусь, буду их кормить. Совестливость — основа нравственности Шухова. Патриархальные устои его личности как бы берегут это драгоценное качество русской души, устойчивой к нравственной коррозии. Он хорошо знает, что есть грех и что не есть грех.

Страницы: 1 2 3 4


Полезные статьи: