По отпущенным природой склонностям, особенностям дарования, по интересу к гуманитарным наукам и полученному классическому образованию Брюсов сформировался «западником», что не помешало ему в 1914 году отправиться на Западный фронт в качестве военного корреспондента, как завзятому патриоту. Древняя Москва, далекая от европейского образа жизни, долго оставалась для мира «большой деревней», подчеркивавшей свою самобытность, охотно подхватившей тютчевские слова «Умом Россию не понять .», поддерживавшей свой образ Москвы «сорока сороков», «Москвы купецкой», «Москвы кабацкой», застрявшей где-то на полпути прогресса «из Петербурга в Москву». Первую книжку своих оригинальных стихов Брюсов окрестил не без вызова, по-французски: «Chefs d'oeuvre» («Шедевры», 1894—1895). Неожиданную известность приобрели затеянные по его инициативе и при его участии тонкие, в бумажной обложке, сборники переводов и подражаний новым французским поэтам «Русские символисты» (1894—1895). В книжку «Tertia Vigilia» (1900) вошло зацитированное и запародированное одностишие: «О, закрой свои бледные ноги!». Эпатирующая строчка вызывала злые насмешки именитых В. Соловьева и Д. Мережковского. Иронически цитировалось и стихотворение «Юноша бледный со взором горящим .» Молодому поэту не огорчаться, а радоваться надо было бы: ведь это запомнилось, застряло в памяти. Раз пародируют, значит, заметили. Впрочем, это Брюсов понял позднее.

Несмотря на социально-экономический и морально-духовный кризис 80-х годов прошлого века, на перипетии «глухого времени», Брюсов искал и нашел свой «непотопляемый корабль» в «золотой кладовой» классической древности, в великолепии державного Рима, в исконных римских добродетелях. В одной из дневниковых записей Брюсов сравнивал себя с Суллой, властным и готовым на все диктатором [9, 48]. В своих стихах он постоянно опирается на древнюю классику, ее образы и кумиры, мифы и легенды: «Для меня Рим ближе всего . Я знаю, что в моих стихах я никогда не мог воплотить дух Греции .» [10,267]. Даже в заключительной речи на своем полувековом юбилее признавался в любви к Риму. Возвышаемая и идеализируемая античность помогала уйти от обыденности, бытовщины, серости жизни. Она придавала творчеству вселенский характер, особую значительность, указывая на поразительные аналогии и параллели, ориентирующие и поучающие. Брюсов верит в связь времен, и Горациево «лови момент» — лишь звено в этой цепи. Тысячелетия резонируют до сих пор. Достаточно вспомнить множество «памятников» в мировой поэзии. Из античности годилось все — форма и содержание, оригинальное и скопированное, но словно списанное с натуры. Такова природа брюсовского художественного дарования и мировосприятия:

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

Не обессилел ум в сцепленьях роковых,

Я все мечты люблю, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

«Я»

Полезные статьи:

Г В. Бондаренко
Известно, что Тарас Григорьевич учился грамоте у местного дьячка. После изучения «азбуковника» Тарас Григорьевич перешел к чтению псалтыри. Пришедши домой после уроков, Шевченко подолгу просиживал над псалмами, любуясь их поэзией, деклами ...

Творчество В.В.Ерофеева
В отклике на первую, изданную в СССР книгу Ерофеева Тело Анны, или Конец русского авангарда (1989) композитор А. Шнитке писал: «Вы . испытываете тот двойной эффект соприкосновения с издавна знакомым, но совершенно небывалым, то потрясение ...

Огненная проповедь/ The Fire Sermon
Глава третья, озаглавленная “The Fire Sermon”, на первый взгляд лишь повторяет все то, о чем повествователь, правда, на языке иных метафорических образов, говорил в главе “Игра в шахматы”: чувственность человека есть причина его опустошен ...