«Адвокат 100-миллионного
земледельческого народа». Толстой в 80—90-е годы.Страница 1
Писателя неотступно преследует мысль о трагическом положении России: «Переполненная Сибирь, тюрьмы,война, виселицы, нищета народа, кощунство, жадность и жестокость властей .» Бедственное положение народа Толстой воспринимает как свое личное несчастье, о котором невозможно ни на мгновение забыть. С. А. Толстая записывает в своем дневнике: « .страдание о несчастьях, несправедливости людей, о бедности их, о заключенных в тюрьмах, о злобе людей, об угнетении — все это действует на его впечатлительную душу и сжигает его существование». Продолжая дело, начатое еще «Войной и миром», писатель углубляется в изучение прошлого России, чтобы найти истоки и объяснение настоящего.
Толстой возобновляет работу над романом о Петровской эпохе, прерванную писанием «Анны Карениной». Эта работа вновь возвращает его к теме декабризма, которая привела писателя в 60-е годы к «Войне и миру». В конце 70-х годов оба замысла слились в один — поистине колоссальный: Толстой задумал эпопею, которая должна была охватить целое столетие, от времени Петра до восстания декабристов. Этот замысел остался в набросках. Исторические изыскания писателя углубили его интерес к народной жизни. Он критически смотрит на труды ученых, сводивших историю России к истории царствований и завоеваний, и приходит к мысли, что главный герой истории — народ.
Толстой изучает положение трудящихся масс в современной ему России и ведет себя не как сторонний наблюдатель, а как защитник угнетенных: организует помощь голодающим крестьянам, посещает суды и тюрьмы, вступаясь за невинно осужденных.
Участие писателя в жизни народа проявлялось и в его педагогической деятельности. Особенно активной она стала в 70-е годы. Толстой, по его словам, хочет образования для народа, чтобы спасти тонущих Пушкиных и Ломоносовых, которые «кишат в каждой школе».
В начале 80-х годов Толстой участвует во Всероссийской переписи населения. Он берет на себя работу в так называемой «Ржановской крепости» — московском притоне «самой страшной нищеты и разврата». «Отбросы общества», живущие здесь, в глазах писателя — такие же люди, как и все. Толстой хочет помочь им «встать на ноги». Ему кажется, что можно возбудить сочувствие общества к этим несчастным, что можно добиться «любовного общения» богатых с нищими, и все дело лишь в том, чтобы богатые поняли необходимость жить «по-божески».
Но на каждом шагу Толстой видит иное: господствующие классы идут на любые преступления, чтобы удержать свою власть, свои богатства. Вот какой рисуется Толстому Москва, куда он переехал с семьей в 1881 году: «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, на/брали солдат, судей, чтобы оберегали их оргию ', и пируют».
Весь этот ужас Толстой воспринимает так остро, что ему
начинает казаться недопустимым его собственное материальное благополучие. Он отказывается от привычных условий жизни, занимается физическим трудом: колет дрова, возит воду. «Стоит войти в рабочее жилье — душа расцветает»,— записывает Толстой в дневнике. А дома он не находит себе места. «Скучно. Тяжело. Праздность. Жир . тяжело, тяжело. Просвета нет. Чаще манит смерть». Записи такого рода теперь наполняют его дневники.
Все чаще и чаще Толстой говорит о неизбежности «рабочей революции с ужасами разрушений и убийств». Он считает революцию возмездием за угнетение народа и злодеяния господ, но не верит, что в ней — спасительный выход для России.
Полезные статьи:
Вывод
Русскую поэзию нельзя представить без Ахматовой и Цветаевой. Для меня опытом сравнения поэтических миров Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, явилось острое осознание глубины и завершенности человеческой индивидуальности каждого человека, з ...
Забота о ближнем
За три дня до кончины Гоголя его навестил Владимир Осипович Шервуд (в ту пору молодой художник, впоследствии академик живописи и известный архитектор). "Я явился на его квартиру, чтобы узнать о его здоровье, - вспоминает он, - и Алек ...
В. И. Аскоченский
Ех Тарасе Тарасе! За що мене охаяли люде? За що прогомоніли, що я тебе, орла мого сизого, оскорбив, облаяв? Боже ж мій милостивий! Коли ще вони не знали, де ти, і як ти, і що таке, а я вже знав тебе, мого голуба, слухав твого «Йвана Гуса» ...