Почему нам, как читателям, в некоторых случаях не удается прочитать (понять) замковую структуру при полной очевидности того, что она существует и некоторым определенным способом воздействует на тела.

Читатель, как некий супервизор может видеть, что Замок искривляет тела, навязывает телу особые правила существования. Тело, находящееся в зоне Замка, по определению должно быть неуверенным в себе, изможденным, усталым, на нем как осадок его пребывания в пределах действия замковых сил проступает некоторая неустранимая суетность, неукорененность в собственном местопребывании. Поспешность, нерешительность в своих телоизъявлениях, на которую обрекается Замком тело, формирует ту неустойчивость и зыбкость отношений, которая и составляет существенную характеристику пространственно — телесных отношений. Неустойчивость, неуверенность и неукорененность, — это основные характеристики уже собственного опыта Кафки в окружающем его мире: «В том-то и дело, что я не нахожусь в себе», — из письма Кафки к Фелице, его невесте, которую исследователь творчества Кафки Э. Канетти остроумно рассматривает в качестве модели того самого внешнего и брутального мира, которому Кафка так яростно противостоял и которому он находил такие ясные образы, как, к примеру, Замок. И действительно, можно ли говорить о совпадении с собственными пределами в мире, который постоянно извлекает и выталкивает всякое тело из себя, инвентаризирует, а затем «ставит на место», отсылает к себе, но к себе, претерпевшему множество необратимых превращений и измененное до неузнаваемости. Ненормальное, ложное, психопатическое состояние тела, несовпадающего с собственными контурами и формами, — это характеристики особой «физики» кафкианских тел. Разница двух тел — номада К. и крестьян, обитающих на окраине Замка в Деревне, проявляется в том, что крестьянин прикреплен к Замку, но ему не принадлежит ни одна точка его пространства. В самом определении крестьянина нет той двойственности, которая позволяет К.–землемеру существовать на границе двух территорий — замковой и своей собственной. Кочевник К., во всех точках замкового пространства является чужаком, но он носит свое место с собой, он как бы раздвигает пространство Замка, теснит его именно на том малом участке, которое занимает сам.

Место, откуда пришел К. в Замок по его воспоминаниям выглядит и более привлекательным и более веселым. Какая же сила увлекает его из родных мест, — по-видимому — это сущностная черта К., — он человек пространства, он покоритель расстояния, странник, скиталец, номад, варвар, его передвижения происходят

по кратчайшему пути, по прямой, и сквозь препятствия. Потому теперь, когда перед ним возник Замок, он все время движется в одну сторону, по направлению к нему.

Опять зафиксируем, что фабула романа остается все еще прозрачно ясной — встречаются два протяженных тела, взаимно сообразовывающие движение друг относительно друга: К. хочет пройти через тело Замка, Замок удерживает К. в одном положении, не давая ему ни продвигаться вперед, ни совсем покинуть его пределы, потому что его сущностная предикабилия состоит в том, что он удерживает тела и вещи в границах своего собственного устроения, определенного порядка.

По-прежнему нас не интересует идеология К., да она и не дана Кафкой, нет никакого объяснения упрямого интереса К. к Замку, он просто задерживается (удерживается) здесь, в зоне действия силовых полей Замка. Потому наше внимание привлекает только топографическая карта перемещений К., картина его передвижений в пространстве. Метафизика его кочевья — вопрос чрезвычайно любопытный, но метафизика обязывает нас видеть двойную картину пути, проделываемого К.–телом.

Первый путь складывается из отрезков его перемещений вокруг Замка, по его периметру. Продвижение к Замку осуществляется вслепую, мы с этой позиции можем видеть только то, что открывается самому К. в горизонтальном пространственном развороте. Такое наблюдение позволяет нам воспринимать пространство в масштабе самого К., определенного размерами его собственного тела.

Иная картина предстает, когда мы, как наблюдатели его перемещений, занимаем другое положение, когда мы сверху видим и регистрируем перемещения К. Это позиция супервизора. Отсюда мы находим К.–тело стянутым в точку. Это геометрическая фигура, не отбрасывающая тени, и как телесная малость она существует в некоторых пределах телесной утесненности и изоляции. С этой позиции путь К. представляется зигзагообразным подергивающимся рисунком, обрывающимся в случайном месте, он замрет в какой-то точке пространства и весь стянется в такую же точку. Более того, в конце концов точка наложится на точку, и окоченевшее тело-точка задаст конечное направление движению. Вот эта схема продвижений К.–тела и называется «судьбой».

Полезные статьи:

Вильям Шекспир (1564-1616)
Созданные три с лишним века назад трагедии, исторические хроники и комедии Шекспира живут до сих пор, волнуют и потрясают воображение зрителей. Лучшие театры мира и выдающиеся актеры считают для себя экзаменом и счастьем поставить и сыгра ...

Трансформация романтической традиции в творчестве различных мастеров
Изучение художественного произведения может быть всесторонним только при раскрытии всех связей между ним и типологической группой произведений, то есть в системе того или иного художественного направления. Романтические настроения и пере ...

Поэтический мир и миф
В следующих книгах «Версты» и «Ремесло», обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэт ...