Но сколь бы противоположны не были два тела — К. и Замок — между ними есть и определенное сходство. В центре Замка располагается также тело-точка (некто граф), оно абсолютно непроницаемо, вообще на всем пространстве Замка разбросаны эти плотные тела, про которые невозможно ничего сказать, их даже невозможно идентифицировать. Если взять, к примеру, такую важную персону в Замке, как господин Кламм, — на нем сходятся стратегии многих героев романа, но и про него наверняка невозможно ничего сказать, и даже попытки узнать его не заканчиваются успехом: «…человек, которого так часто желают видеть и который так редко доступен, принимает в воображении людей самые разные облики. Например, у Кламма тут, в Деревне, есть секретарь по имени Мом. Да? Ты его знаешь? И он тоже держится всегда в стороне, но все же я его уже видела не один раз, молодой, плотный господин, верно? И на Кламма, по всей вероятности, совершенно не похож. И все же тебе могут попасться на Деревне люди, которые станут клясться, что Мом и есть Кламм, и никто

другой. Так люди сами создают себе путаницу. А почему в замке все должно быть по-другому?» [2]

Даже строгая замковая иерархия не дает нам топологической точности местопребывания замковых тел. Только в маргинальной области Замка, в Деревне, — тела, вынесенные центробежными силами, обретают свою некоторую определенность, они обретают поверхность, которая также зависит от того места, которое эти тела занимают в замковой иерархической системе. Шкала, по которой устанавливается ценность того или иного тела, расположенного на периферии Замка, остается скрытой, и потому тела определяются посторонними им силами. Лица деревенских жителей сформированы болью, страданием, бедностью. К. пытается противопоставить им иные телесные формообразующие силы — любовь (внутреннюю полноту, даже переполненность), сон — стихию забвения и отключенности от внешних принуждений, как особого рода психологические и физиологические формы отключенности, охрану внутреннего пространства. Эти тайные силы, которые проникают вовнутрь тела сквозь внешние телесные загородки-ограничители чужого вторжения, самим Кафкой воспринимались самым болезненным образом. В одном месте в его письмах к Фелице говорится о недостаточном одиночестве, оно всегда нарушается чужим присутствием, влиянием даже далеко расположенных его нарушителей: «Ходил очень далеко, часов пять один, и все же недостаточно один, по совершенно безлюдным полям, для меня все же недостаточно безлюдным».[3]

Пространство. Пустота. Одиночество. В отношениях К. и Замка скрыта чрезвычайно насыщенная драматизмом отношений интрига. К. подходит к Замку как кочевник, номад, варвар и разрушитель. Замок в оппозиции к его насильственному вторжению можно рассматривать как цитадель цивилизации, осаждаемую дикарем, не понимающим ценностей, защищаемых и скрываемых в его стенах. Но, с другой стороны, Замку противопоставлено всего лишь тело, бренная и слабая оболочка, тело, которое Замок пытается свести до минимальных размеров, — оно сворачивается поначалу до размеров точки, а затем далее и вовсе подлежит уничтожению (сюжет «Замка» в переложении его первого издателя

Блоха, нарушившего, кстати, авторскую волю и не уничтожившего произведение, заканчивается смертью К., успевающего получить долгожданную бумагу из Замка, в которой, было сказано, что К. дается разрешение на проживание в Деревне. Такой парадоксальный конец романа на самом деле являет полное поражение К., потому как в этой бумаге К. оказывается лишенным своих преимуществ, признания своей страннической номадической природы и уравненным с обыкновенными жителями Деревни).

Согласно Кафке нет, пожалуй, вещи более ненадежной, чем тело. Его можно лелеять, нянчить, как дитя, но в любой момент оно может покинуть того, кому оно принадлежит. Тело постоянно меняется. Из него может вырасти нечто, совсем неожиданное, нежелаемое, пугающее, даже монстрообразное. Тело непостоянно во времени и его пространственные границы не столь определенны, как могло бы показаться на первый взгляд. Оно неуловимо в своем средоточии, в своей сердцевине, оно постоянно изменяется и изменяет своему владельцу, его одолевают всевозможные процессы превращений, видимые и невидимые, в нем нет достоинства и постоянства вещи, сохраняющей свои границы и удерживающей в них мир. Тело множественно и не совпадает вполне с самим собой по своей сути. Телу недоступно состояние одиночества, — и в пределах самого тела и за его границами оно мерцает и перемешивается со множеством других тел. Оно не может свидетельствовать о достигнутом состоянии одиночества, потому что в пределах самого себя оно меняется, чудовищно меняется во всякое мгновение, а за своими границами оно формируется посредством иных тел, без определенности заполненного внутреннего пространства и без постоянства внешних границ, без надежной и постоянной дистанции между собой и иным. Отсутствие границы и предохранительной пустоты, экстерриториальности приводит к тому, что тела слипаются, срастаются в чудовищных конгломератах, входят в иные множества тел и там подпадают под новое формирующее их начало.

Полезные статьи:

Антиутопия Г. Уэллса
Антиутопические мотивы присутствуют даже у великого утописта Г. Уэллса—при всем его неприятии «хаоса» реального бытия современного ему западного общества. Дело в том, что Уэллс видел два пути преодоления этого «хаоса». Один путь — путь н ...

Петербург пушкинской поры в романе «Евгений Онегин»
Над романом «Евгений Онегин» Пушкин работа на протяжении восьми лет, с весны 1823г. до осени 1831г. и можно смело сказать, что «…чувства, понятия, идеалы» автора отражены в полной мере в его романе. Поэт с самого начала заявляет о своей п ...

Драматические принципы Корнеля
В дни Корнеля только начинали складываться нормы классицистического театра, в частности правила о трех единствах – времени, места и действия. Корнель принял эти правила, но исполнял их весьма относительно и, если это вызывалось необходимо ...